Толпа побежала. Может быть, задавленных и искалеченных в этом паническом бегстве было куда больше, чем погибших под пулями.
Дядя Эд почувствовал эту обратную волну спустя минуту после первых выстрелов, значения которых он не понял. Его оттеснили от автомобиля и от стоящей на подножке девочки. Он видел ее умоляющий взгляд.
Люди кричали. Крик этот несся с площади и пропадал на улицах. Плакаты с требованием воздуха, мира и жизни валялись, растоптанные толпой. Паника и ужас овладели людьми.
Дядя Эд напряг все свои силы.
— Тысяча три морских черта! — заревел он. — Я не собираюсь менять свой курс!
Кто-то упал перед ним. Это дало дяде Эду возможность ловким маневром протолкнуться к автомобилю. Дядя Эд чувствовал, что он во что бы то ни стало должен добраться до девочки.
— Сэр, сэр, вы поможете мне? Я боюсь! — шептала она.
Ее сорвали с подножки и понесли в толпе.
Жирный толстяк в парике старался проложить себе дорогу. Под руку ему попала девочка. Она вскрикнула от боли. Дядя Эд видел это. Ему удалось дотянуться до толстяка, но в руке его остался только парик. В толпе виднелась лысая голова, обрамленная соломенно-рыжими волосами.
Девочка плакала.
— Пусть проглочу я морского ежа… — начал дядя Эд, но не договорил.
Неожиданно дрожащая, заплаканная девочка оказалась перед ним.
— Сэр! Он мне сейчас сказал, что я все равно задохнусь! Разве это правда? Разве это может быть правдой?
— Пусть никогда я не увижу океана, если правда! — сказал дядя Эд и сунул в руку девочке фланелевый мешочек, который сорвал с груди.
Со стороны Трафальгарской площади все еще слышались выстрелы.
Матросов позвонил Марине по телевизефону и попросил разрешения немедленно прийти.
Марина заволновалась. Этого никогда не было. Что-то случилось!
Она побежала к директору института хлопотать пропуск. К ее удивлению, Николай Лаврентьевич, едва услышав о Матросове, тотчас распорядился выдать ему пропуск.
Марина ждала Дмитрия, нервно расхаживая по лаборатории. Она добилась, чтобы ненавистные ножницы были вынесены. Они стояли сейчас во дворе под навесом, и Марина всякий раз делала крюк, чтобы не пройти вблизи.
Фундамент от них все-таки остался. Даже он был неприятен Марине, и она распорядилась поставить на нем лабораторный стол и сама взялась помогать лаборанткам и технику. Заниматься обычным делом она не могла. Все валилось из рук.
Матросов застал ее раскрасневшейся после перестановки в лаборатории.
Две лаборантки с нескрываемым любопытством рассматривали знаменитого летчика. Под этими взглядами Марина чувствовала себя скованной и в душе боялась, что Дмитрий подумает, будто она холодна с ним.
Марина не знала, куда посадить Матросова. Отправить своих помощниц из лаборатории она стеснялась.
— Ну, покажи, — попросил Матросов, — где здесь ваша алхимия?
— Вот за тем свинцовым экраном, — показала Марина, не понимая, зачем об этом спрашивает Матросов.
— Вот оно где, «марсианское производство», — задумчиво сказал Матросов, глядя на закрытый проём в бетонной стене.
— Да, там сверхурановый реактор. Мы пытаемся утяжелить ядра сверхтяжёлых элементов. Превратить кюрий, берклий или менделевий в радий-дельта.
— Понимаешь, какое дело… — замялся Матросов.
— Зачем ты пришел… сюда? — тихо спросила Марина, включая электромотор, чтобы он начал жужжать.
— Получается, что не кончилось наше с тобой состязание, — рассмеялся Матросов.
— Как не кончилось? — нахмурилась Марина.
— Снова получается… кто лучше… или кто раньше.
— Не понимаю, — холодно заметила девушка, смотря на себя в ртутную колбу и поправляя в волосах седую прядь.
— Проститься пришел, девочка моя, — сказал просто Матросов. — Через сорок минут улетаю.
— Зачем? — еле выговорила Марина, и брови ее у переносицы болезненно поднялись.
— За радием-дельта.
Марина опустила руки и села на высокий табурет. Она смотрела на Дмитрия, не отрываясь, и брови ее застыли в том же скорбном изгибе.
— Ты знаешь, где он? — спросил Дмитрий.
Марина кивнула:
— Кленов говорил.
Голос у нее перехватило, и она приложила руку к горлу.
— Вот и выходит опять, — бодро сказал Матросов, смотря в сторону, — чей радий-дельта будет раньше — твой или мой?
Марина посмотрела на Матросова с укором.
— Прощай, Мариночка, — сказал он, беря её за плечи.
Она отрицательно замотала головой:
— До свидания… — и спрятала голову у него на груди.
Девушки-лаборантки, ступая на носочки, вышли. Техник работал и ничего не замечал.
Матросов вышел следом за лаборантками.
Марина стояла в дверях и смотрела ему вслед. Она видела, как он посторонился в коридоре, уступая место высокому бородатому старику, вежливо ответившему на поклон.
Профессор Кленов в сопровождении директора института шел к Марине. Профессор был очень возбужден и не заметил, что Марина украдкой вытирала покрасневшие глаза.
— Достопочтенная моя государыня! Дозвольте войти в апартаменты ваши гонцом вестей хороших! — со старомодным изяществом профессор поклонился и вошел в лабораторию, постепенно выпрямляясь.
Дойдя до середины комнаты и увидев, что свинцовый экран спущен, профессор разогнулся и застыл в удивлении перед приборами, дрожащие стрелки которых показывали, что в защищенном помещении начался процесс.
— М-да! Что это такое?
Черные лоснящиеся стены отражали фигуру Марины в голубом рабочем халате, который в отражении казался совсем другого цвета. Марина взяла со стола провод и вертела его в руках. Директор рассматривал лабораторию после перестановки.