— Может быть, вы думаете, что у вас есть такое право?
— Я думаю, это право каждого.
— А! Вы слышали? Хорошо ещё, что я молчаливый, а то бы я вам прочел такую лекцию о праве…
— Доктор, доктор, умоляю!
— Никакой пощады! Право? У вас на это такое же право, как зарезать меня! Вы упускаете маленькую подробность, что вы гражданин, у которого есть перед страной обязанности!
— М-да!.. И перед человечеством.
— О! Вы допускаете здесь противоречие?
— Принципиально — нет. Милейший доктор, пожалуйста, не сердитесь!
— Ну то-то! В следующий раз я приду к вам с ручным пулеметом. Лекарства прописывать не буду, а просто пришлю… Выходить? Ни в коем случае! Два дня лежать! Дайте-ка еще пульс. Что слышно о Матросове?
— О Матросове? М-да!.. Все в порядке, — оживился старик. — Сегодня ночью я встретился с одной очень милой девушкой…
— Ай-ай-ай! — закачал головой доктор.
— Ну-те вас! — рассердился профессор. — Я смею подозревать, что обидел ее. Надо было бы извиниться…
— Этому я не удивляюсь. Для меня может быть удивительным ваше желание влезть в картину. Обидеть же — для вас естественное проявление боевого духа.
— Перестаньте шутить! В жизни своей я никого не обидел.
— А меня? Или, может быть, вы думаете, что обижаться — это непрофессионально для врача?
— Ну хорошо, любезнейший, не сердитесь. Я прошу у вас извинения. Простите меня, старика!.. Кстати, посмотрите в ящике, нет ли свежих газет. Окажите услугу.
— Услугу? Пожалуйста! — доктор с готовностью выбежал из комнаты.
Профессор тяжелым пристальным взглядом уставился на картину, за которой был скрыт секретный сейф. Мучительное выражение тревоги не покидало его лица до тех пор, пока доктор не вернулся с газетами в руках.
— Пожалуйста, загадочный мой пациент! Вы, может быть, думаете, что, леча вас столько времени, я поставил диагноз вашей болезни? Ничего подобного! Я не поставлю его до тех пор, пока не разгадаю некоторых ваших странностей — например… словом, пока не открою тайны вашего прошлого.
— Ах, смею вас просить, любезнейший, оставьте меня в покое! Мне хочется просмотреть газеты.
Доктор пожал плечами, поймал пенсне и, последовав примеру профессора, погрузился в чтение газет.
На лестнице слышались чьи-то шаги, голоса, с улицы доносились гудки автомобилей.
Стало совсем светло, и зажженная лампочка выглядела тусклой. Доктор, позевывая, украдкой взглядывал на профессора. Старик тихо лежал на кровати, вытянув свое длинное, худое тело. Через лестничную площадку доносился невнятный голос репродуктора.
Вдруг доктор вздрогнул и в испуге вскочил. Прямо перед ним, весь в белом, с белой развевающейся бородой, стоял его странный пациент.
— Почтеннейший, почтеннейший… что с вами?
Профессор ничего не мог выговорить. Губы его тряслись, очки слетели, держась только на одном ухе. У ног профессора лежала смятая газета.
— Что случилось? Что-нибудь с Матросовым?
— Нет… Нет! — профессор сел и закрыл голову руками. — Боже мой! Ведь эту газету могут прочесть за границей. Что будет? Что будет?.. — и он замолчал.
Доктор не мог добиться от него ни слова. Тогда он поднял с пола газету. В глаза ему бросилось надорванное ногтем профессора место.
Это была самая обыкновенная публикация в газете «Известия» о защите диссертации на звание доктора физических наук. Несколько ошарашенный, доктор переводил взгляд с невинной публикации на почти невменяемого профессора, который теперь подпрыгивающими шагами бегал по комнате и размахивал руками.
— Клянусь вам, уважаемые коллеги, что я не пожалею своего времени, своих сил, но осмелюсь воспользоваться своим правом… м-да!.. правом выступить с уничтожающей критикой этой безумной работы, которая должна быть уничтожена, как зараза, как возможная причина общечеловеческого бедствия, как символ варварства, дикости, жестокости, как страшный анахронизм, как чудовищное злодеяние, от которого следует спасти человечество. Да-да-да! Кроме того, это ненаучно и не имеет под собой никакой почвы, обречено на неудачу, неуспех и провал! М-да!..
Доктор покачал головой. Он еще раз перечел публикацию, лишний раз убедившись, что некая научная сотрудница М. С. Садовская будет защищать диссертацию на тему «Использование сверхпроводимости как метода аккумулирования энергии».
Обескураженный доктор ничего не понимал.
Худой, блеклый, как выгоревшая ткань, Карл Шютте вернулся домой раздраженный и злой. Он вздохнул, глядя на мать, ничего ей не сказал, провел рукой по расчесанным на прямой пробор жиденьким волосам и поднялся на второй этаж.
У двери в комнату отца Карл остановился, чтобы отдышаться. Прислушался к каким-то гремящим звукам. Потом поправил черный галстук бантиком и открыл дверь.
Быстрота, с какой старик открыл глаза, никак не вязалась с храпом, напоминавшим рев отягченного угрызениями совести льва.
— Ну, что? — спросил он хриплым басом.
— Опять…
Карл опустился на стул и закрыл ладонями лицо.
Отец вскочил. Это был великан. К тому же при росте белого медведя он приобрел с годами толщину нефтяного бака.
— Это в девятнадцатый раз! — пробасил он.
— Убита Эльза… у нее осталась девочка. Ланьер едва ли выживет. Ланге случайно остался жив…
— А сам?
— Сам? Что ему!.. Сказал, что опыты переносятся в лабораторию номер двадцать девять… в подвале. Из Дании уезжает Бернштейн. Освобождается его лаборатория. Хозяин хочет, чтобы мы работали там.