Ворота под беззубым, с выпавшими кирпичами, сводом блестели свежей краской. Старый замок походил на дряхлого Фауста, которого Мефистофель еще не кончил омолаживать.
Петерсен остановился:
— Клянусь вам, господин пастор, когда я вижу это чертово место, у меня подкашиваются ноги! Я ни за что не вернулся бы сюда, если бы мне было заплачено за мою провизию и молоко! Но уверены ли вы, господин пастор, что в вашем присутствии дьявольское наваждение не повторится?
— Сын мой, обратим мысли свои к небу и призовем на уста свои молитву! Конечно, искуситель коварен. Уверяю вас, что взятая мною на себя миссия едва ли окупается…
Петерсен решительно двинулся вперед:
— Полноте, пастор! Я и так обещал вам половину того, что мне должны. Не могу же я еще приплачивать вам от себя!
Служитель церкви закашлялся:
— Сын мой, мы приближаемся. Думайте о боге и продолжайте ваш рассказ.
— Не успел я опомниться, как на моих глазах часы выскочили из кармана и унеслись прочь!
— Господин Петерсен, а вы уверены, что в тот день вы брали с собой часы?
— Так же уверен, пастор, как в том, мне остались должны семнадцать крон.
Пастор вздохнул.
— Когда часы улетели от меня, я выругался.
— Ну, вот видите, сын мой! Вы сами способствовали дьяволу.
— Да-да… И в тот же момент увидел, как мой бидон сам собой перевернулся и покатился. Верьте мне, он, как обезьяна, забрался по совершенно отвесной стене, да так и остался там, cловно прилипнув!
— Великий боже, какие необыкновенные вещи рассказываете вы, Петерсен! Клянусь вам, если бы я не знал вашей склонности…
— Да-да, пастор! А следом за бидоном поползла корзина, ручкой вперед, медленно так… Доползла до стены и стала подпрыгивать на месте: хлюп, хлюп, хлюп! А подняться никак не могла.
— Великий боже!
— И представьте себе, пастор, тут-то я и увидел свои часы! Они прилипли к стене на уровне второго этажа. Я очень испугался и бросился бежать. Падал я несколько раз и, право, не могу вам точно сказать, когда именно повредил себе ногу… Однако, пастор, замок уже близко. Прошу вас, выньте свой требник!
Пастор достал молитвенник и, надев очки в металлической оправе, забубнил себе что-то под нос. Несколько раз он спотыкался.
— Прошу вас, Петерсен, поддерживайте меня, иначе я могу упасть.
— Ах, у меня и без того подкашиваются ноги от страха!
— Мужайтесь, сын мой! Помните, что дома вас ждет фру Петерсен, которая уверена, что ваши часы и деньги за провизию остались у господина Стонсена, трактирщика…
Пастор не успел договорить. Оба спутника вздрогнули и оглянулись.
Сзади них послышался топот. Из-за деревьев показался всадник. Пыль покрывала его серый дорожный костюм. Взмыленная лошадь испуганно косилась на путников.
На мосту, где остановились пастор и Петерсен, всадник придержал коня и окинул их угрюмым взглядом. Один его глаз был прикрыт несколько более, чем другой.
Петерсен низко кланялся. Пастор кивнул с достоинством. Всадник не ответил.
Открылись ворота. В них показался привратник.
— Хелло! Кто это? — обратился к нему всадник, указывая глазами на стоящих на мосту людей.
— Это Петерсен, он приносит провизию, а это господин пастор.
— Пусть они объяснят вам, что им надо! — сказал всадник и проехал в ворота.
Пастор раскрыл требник и, сопровождаемый Петерсеном, медленно направился к привратнику.
— Господин привратник, — начал пастор, — хозяева этого замка, принимающие у себя невежливых всадников…
— Это и был сам хозяин, господин пастор!
— Гм… гм… — замялся пастор и оглянулся на Петерсена. Привратник ухмыльнулся.
Пастор вынул платок из-под шляпы, высморкался и, приняв важный вид, продолжал:
— Итак, хозяева или хозяин этого замка остались должны почтенному господину Петерсену за молоко и провизию…
— И за часы, — высунул голову из-за плеча пастора Петерсен.
— И за разбитые часы, — неуверенно подтвердил пастор.
— Что ж, пройдите во двор и присядьте вот здесь, — указал привратник на поросшие мхом камни около черной от времени стены замка.
Петерсен боязливо прошептал:
— Пастор, пастор! Это и есть то самое чертово место!
Высоко подняв голову и читая вслух молитвы, пастор двинулся к проклятому месту. Старинный молитвенник в окованном железом переплете он держал далеко перед собой.
Вдруг неведомая сила выхватила из рук почтенного пастора молитвенник, сорвала с него очки и бросила то и другое в стену. Там вещи и прилипли на уровне второго этажа. Следом за ними загромыхала железная палка Петерсена.
Несчастный пастор опустился на землю, словно из-под него выдернули почву. Его ноги в грубых деревенских сапогах нелепо торчали в разные стороны.
— Что же вы не призываете господа бога, господин пастор? — зашипел крестьянин.
Побледневшие губы пастора были открыты и дрожали. Петерсен тихонько сел рядом с пастором, трясущимися пальцами держась за его рукав.
Вдруг молитвенник, очки и железная палка отделились от стены и грохнулись на землю. Палка, отскочив от камня, ударила бедного пастора по ноге.
— Ой-ой! — жалобно застонал служитель церкви, пытаясь отползти в сторону.
Но Петерсен не отпустил его рукава и последовал за ним на корточках.
— Ха-ха-ха-ха!.. — загромыхал кто-то сзади.
И без того перепуганные, пастор и крестьянин оглянулись. Там, взявшись за бока, широко расставив ноги в желтых гетрах, хохотал недавний всадник.
— Спаси нас, великий боже! Если ты дьявол, то сгинь… Тьфу! Тьфу! Тьфу!